Учитель. Педагог-исследователь:
История развития человечества

ВОСПИТАНИЕ ИСТОРИЕЙ Олег ВРОНСКИЙ, доктор исторических наук

Гравюры В.А.Фаворского

И сотой доли наследия Льва Николаевича Толстого нами не познано, не прочувствованно, не осмыслено. Сложнейшего пути яснополянского мудреца к высотам духа не воссоздают ни воспоминания о Толстом, ни его поздние работы. Тяжелый духовный надлом, беспощадно критичный анализ пройденного пути, разрыв с семьей, обществом, церковью, государством, напряженная работа мысли, мучительный поиск истинной веры - вот что сопровождает его в последние годы жизни.
Конечно, этот надлом, этот период исканий был подготовлен литературным творчеством, и правы философы Серебряного века, говорившие о том, что философия Платона Каратаева, артиллериста Тушина, Пьера Безухова перешла в философию самого Толстого. Однако целостной философской концепции, а тем более концепции исторического процесса, Толстым создано не было.
Для учителя давний спор о допустимости или недопустимости оценок исторического материала с позиций нравственности кажется просто схоластикой. Воспитательный потенциал истории колоссален, и подход "добру и злу внимая равнодушно" в принципе нереализуем. Можно отдавать дань объективизму в тиши архивов и библиотек. Совершенно невозможно учителю уйти от личностной оценки анализируемых событий, глядя в глаза детей. Невозможно оставить без ответа их вопрос: «Почему это случилось с Россией?».

Какие ценности должны быть положены в основу воспитания историей учеников толстовских школ. Какими мы хотим видеть наших детей, вступающих в XXI век?

Н.К.Рерих. Святая Русь

Видимо, пришла пора отойти от «красно-белой» дихотомии понятий «общечеловеческий» - «классовый», «цивилизационный» - «формационный». Программы и пособия, создаваемые сотрудниками НИЛ «Школа Л.Н.Толстого», выступления, рекомендуемые их статьи и публичные учителям учебники, сама атмосфера свободного творческого поиска, присущая толстовским, школам, указывают на сознательный выбор в пользу либеральной концепции исторического процесса, либеральной традиции русской педагогической деятельности.

Приоритет личности, признание реформистского пути основной позитивной формой исторического развития, власть закона и жесткое правовое ограничение государственного вмешательства в различные сферы жизни общества, система строгого разделения властей, цивилизованный диалог государства и общества, их сотрудничество на благо прогресса, сохранение национального своеобразия и доброжелательная открытость миру, надежные законодательные гарантии собственности и гражданских свобод человека - все это является своеобразным камертоном при оценке нами тех или иных исторических событий, явлений, персонажей.

Такой методологический подход позволяет увидеть в истории не тематически упорядоченную статистику, не набор поучительных рассказов, но имеющий высокий смысл, внутреннюю логику процесс, приведший человечество от младенческой свободы варварства - через несвободу государственного абсолютизма - к присущему современной цивилизации глубокому осознанию необходимости свободы и ответственности.

"Либеральная система координат" дает возможность учителю и ученикам обрести устойчивость в формировании собственного видения исторического прошлого, "отделить злаки от плевел".

Насколько либеральная парадигма отвечает духу Л.Н.Толстого? В какой мере мы можем использовать наследие Толстого в процессе воспитания историей? Думается, совершенно прав Г.П.Федотов, писавший, что "Толстой и Достоевский немыслимы без школы европейского гуманизма, как немыслим он сам без классического предания Греции".

Б.Спиноза

Б.Франклин

Ж.-Ж. Руссо

Г.Спенсер

Г.Торо

Да и сам Толстой не раз подчеркивал взаимосвязь своего творчества с либеральными идеями Просвещения. "Руссо был моим учителем с 15-летнего возраста, - пишет он Бернару Бувье в 1905 году, - Руссо и Евангелие - два самые сильные и благотворные влияния на мою жизнь". Духом либерализма проникнута литературная и общественная деятельность Толстого в период подготовки и проведения в жизнь крестьянской реформы 1861 г. А разве противоречит страстный призыв Толстого к нравственному самосовершенствованию, терпеливому вытеснению добром зла в себе либеральному постулату о приоритете личности и необходимости ее свободного творческого развития на поприще труда и познания?

Однако напрасными были бы наши попытки найти у позднего Толстого мысли об универсальной ценности основ западноевропейской цивилизации. Н.Бердяев пишет о глубоком презрении Толстого ко всем "лжесвятыням и лжевеличиям истории, к ее лжевеликим людям", о его убеждении в фальшивости "всей этой цивилизационной и социализированной жизни с ее законами и условностями". Согласно Бердяеву, у Толстого сложился особый, частный взгляд на историю, взгляд сквозь призму индивидуальной жизни, ее радостей и горестей, совершенств и несовершенств: "Жизнь историческая, национальная, задачи истории, борьба народов и царств, великие исторические люди - все это казалось Толстому несущественным, нереальным, обманчивой и внешней оболочкой жизни".
В начале 1890-х гг. состоялась встреча Л.Н.Толстого с талантливым историком, одним из будущих столпов русского левого либерализма П.Н.Милюковым. С вниманием выслушав мнение Милюкова о смысле истории, Толстой после беседы, за чаепитием, взяв в руки нож, чтобы разрезать торт, сказал: "Ну что ваша наука?! Захочу - разрежу так, а захочу - вот эдак!". После этого "было бы уже невежливо доказывать, что, в противоположность строению торта, в науке есть свое собственное внутреннее строение", - писал Милюков.

НАВЕРХ

Категоричность толстовского отрицания испытал на себе и А.Ф.Кони - олицетворение либерализма в системе российской юстиции. В беседах с ним Толстой утверждал, что "жить нужно не по закону, а по совести", и называл право "гадким обманом", а юридическую науку - "болтовней о праве".
Диаметрально расходятся взгляды Толстого с либеральной концепцией в одном из самых важных вопросов, затрагивающих экономику, политику, социальную психологию, вопросе о собственности на землю. В письме Петру Полилову, по свидетельству Т.Л.Сухотиной, Толстой высказал следующую мысль: если Запад был образцом для подражания в деле освобождения крепостных, то в вопросе освобождения от "земельного рабства" (частной собственности) русский народ со своим укоренившимся сознанием о том, что земля Божья и может быть общинной, но никак не "предметом частной собственности", стоит далеко впереди других народов и должен указать путь Европе в разрешении земельного вопроса.
Взгляды Толстого на земельный вопрос были лишь одной гранью цельного образа крестьянской общинной России, сложившегося у Льва Николаевича. В предисловии к альбому художника Н.В.Орлова "Русские мужики" Толстой пишет в 1908 г. : "Русский народ - настоящий мужицкий народ, не тот народ, который побеждал Наполеона, завоевывал и подчинял себе другие народы, не тот, который, к несчастью, так скоро научился делать и машины, и железные дороги, и революции, и "парламенты, а смиренный, трудовой, христианский народ, который вырастил и держит на плечах своих все то, что теперь так мучает и старательно развращает его". Толстой жестко противопоставляет "мужицкую, смиренную, терпеливую, просвещенную истинным христианством душу" русского народа "развращенности и извращенности цивилизации Запада".

Не находят положительного отклика у Толстого и события, развернувшиеся после подписания государем манифеста 17 октября 1905 г. и приведшие к фактическому утверждению властью первой российской конституции. Ознакомившись с манифестом. Толстой записал в дневнике: "В нем нет ничего для народа", а о Государственной Думе писал английскому публицисту Мориссону Давидсону: "Я надеюсь, что этот обман скоро откроется всем и что мы, русские, будем искать других путей". Не случайно С.Ю.Витте в своих воспоминаниях с раздражением говорит о деструктивном влиянии на ситуацию в стране антисобственнических взглядов, опирающихся на правовой нигилизм и малую культурность населения. В одном ряду Витте перечисляет учение Маркса и мысли Толстого, называя последнего "великим художником, наивным мыслителем и большим поклонником своего "я".

Враждебно встретил Толстой и либерально-консервативную аграрную реформу П.А.Столыпина. "Народной правды" Толстой не видел ни в деятельности правительства, запоздало, вынужденно, но все же ставшего на путь реформ, ни в политической борьбе российских либералов (интересно, что в оценках парламентаризма как "великой лжи нашего времени" Толстой созвучен своему давнему антагонисту - К.П.Победоносцеву), ни в экстремизме революционеров. Странник, встреченный Толстым на его "Невском проспекте" - дороге от Ясной Поляны до Тулы, казалось, был единственным человеком, несущим в себе эту правду. Но так ли это?

В России, вступившей в фазу модернизации, крестьянство в основной массе своей оставалось оплотом традиционализма, носителем архаичного реакционно-общинного менталитета. Социально-психологический тип крестьянина-общинника был мало пригоден для нравственного самосовершенствования, зато идеально подходил для реализации экономически абсурдных и социально опасных идей "черного передела".

НАВЕРХ

Милюков искал объяснение взглядов Толстого на Россию в некоем "деревенском отшельничестве" яснополянского старца: "Не поладив с поколением шестидесятников, он... уехал в деревню... прокляв город и городскую культуру, как скопище всякой скверны... "
Не согласимся с Павлом Николаевичем Милюковым. Тысячами нитей Толстой был связан не только с жизнью русской деревни, но и с российским городом, российскими политическими кругами (Александр III, Николай II, Святополк-Мирский, Витте, Горемыкин, Столыпин - в числе адресатов Толстого), с зарубежной общественностью.

"В наше время правительственными людьми - императорами, министрами, военачальниками... могут быть только люди, стоящие на самой низкой ступени нравственного развития"?

А разве Толстому не присущи черты, характерные для русской интеллигенции, выделенные С.Н.Булгаковым: антибуржуазность "с долей наследственного барства", чувство виновности перед народом, стремление к "социальному покаянию", жертвенность?

Гигантская работа по изучению вершин христианской мысли привела Толстого к попыткам подвести под учение Христа философское обоснование и применить его ко всем сферам жизни общества - политической, экономической, духовной, социальной. Но вера-бунт не приносит мира душе. Вновь - разрыв с церковью, разрыв с властью, недоумение большей части общества, но главное - разрыв с семьей.

Религиозное бунтарство сродни бунтарству революционному. В.В.Стасов, называя Толстого косвенным виновником событий первой русской революции, писал Льву Николаевичу: "Разве вся русская нынешняя революция, разве она не из вашего огнедышащего Везувия выплеснулась?". Владимир Васильевич был не слишком далек от истины: один из крупнейших духовных вождей русской интеллигенции, сам плоть от плоти ее, Л.Н.Толстой безусловно внес свою лепту в углубление трагического разрыва власти и общества, в раскачивание корабля, имя которому - Россия, и, даже возражая Стасову, не удержался от слов: "Я радуюсь на революцию".

Почти век прошел с тех пор. Но слова Витте "Горе стране, не воспитавшей в своих гражданах чувства законности и собственности" - актуальны и сегодня и по существу являются краткой формулировкой программы воспитания историей на либеральных ценностях. Дорогие сердцу литературные образы Толстого - всегда с нами. Осмысление философского наследия Льва Николаевича - долгая работа разума и души нынешнего и грядущих поколений.

И.Н. Крамской. Христос в пустыне. 1872

НАВЕРХ